Казачество - история возникновения

Казачество – «необыкновенное явление русской силы», - писал в свое время Н.В. Гоголь. Эта историческая военно-земледельческая страта российского общества – плод самобытных групп народностей России, образовавших исторически сложившуюся этническую, а затем и социальную, общность людей со специфической историей и психологией воинов и хлеборобов с устойчивыми традициями социально-экономических и духовно-культурных интересов. Выходцы в основном из крестьянского сословия, по характеру военной деятельности казаки чаще всего именуются военно-служилым сословием.

Наиболее приемлемым синонимом слова «казак» стало слово «вольный». Постепенно эти два синонима объединились и вошли в историю как «вольный казак». Но воля казацкая в разные времена была разной. Одна воля – казака до XVII века, другая – после, в период «приручения». Это «приручение» вольного казачьего воинства – Донского, Кубанского, Сибирского, Яицкого, Терского – первым начал царь Алексей Михайлович, склонив в 1671 году донских казаков принять присягу на верность государю земли Российской. Его сын Федор Алексеевич в 1682 году запретил Донскому войску принимать беглых крестьян. А в 1736 году Анна Иоанновна в указе одному из организаторов Оренбургского войска И.К. Кирилову писала: «Для увеличения на Оренбургской линии русских людей ссылочных, вместо Сибири, к нему, статскому советнику Кирилову, отсылать…».

Постепенно ограничивалась воля-волюшка казацкая. Восемь казачьих войск из тридцати, в том числе и Оренбургское войско, создавались уже под руководством царской власти. Выборных атаманов сменили наказные атаманы, получившие от царя наказ – право командовать войском. Временами должность атамана совмещалась с должностью губернатора.

Оренбургский генерал – губернатор А.А. Катенин в докладе военному министру отмечал: «Давно утратив начальные элементы вольных общин, искавших свободу и независимость, казаки постепенно доведены до состояния военно-крепостных», каковыми они оставались и после отмены крепостного права в 1861 году, когда крестьянство получило личную свободу. Вследствие этого казаков называли еще военно-феодальным сословием. В таком состоянии казаки оставались до 1917 года.

Таким образом, судьба казацкая была сложной и противоречивой. Все было в истории казачества: и восстания Болотникова, Разина, Пугачева против царизма, и местные бунты против атаманской власти. Случалось, что казаки выступали и против своего Отечества: Некрасов – за турок, Краснов – за немецких фашистов.

Противоречия внутри казачества особенно проявились в период революции 1917 года и последовавшей за ней Гражданской войны. Оглядываясь назад, мы с огорчением узнаём, что среди так называемых белых пятен истории, образовавшихся не только по объективным, но и по субъективным причинам, оказались разные стороны жизни и деятельности некогда славного Оренбургского казачьего войска. Многие десятилетия официальная пропаганда старалась не вспоминать об оренбургских казаках. Во– первых, потому что часть из них, оказавшись в эмиграции, не прекращала и там свою деятельность, направленную против Советской власти. Во– вторых, что особенно парадоксально, в те годы небезопасно было вспоминать и о красных казаках только потому, что их вожди, братья Н.Д.Каширин и И.Д.Каширин, в 1937 году оказались в числе репрессированных и объявлены « врагами народа».

Несмотря на многочисленные в истории России восстания и смуты, казачество всегда считалось опорой самодержавия, поэтому именно к казакам в первую очередь в 1917 году обратили свои взоры противники Советской власти. Среди казаков же к этому времени уже отсутствовало единство, и в ходе Гражданской войны они разделились на три части: белых казаков, красных казаков и просто казаков, не примкнувших ни к тем, ни к другим. Количественное соотношение белых и красных в ходе борьбы менялось за счёт переходов колеблющихся с одной стороны на другую и мобилизации казаков, придерживающихся нейтралитета. Под занавес Гражданской войны сторонники белого движения эмигрировали за рубеж. А оставшиеся на родине казаки пережили упразднение своего войска и оказались в равных правах со всеми гражданами СССР.

В настоящее время, когда необходимость возрождения казачества признана на государственном уровне, возникло множество неясностей, среди которых особенно выделяется вопрос о земле. Сумеют ли казаки в современных условиях использовать полностью или частично традиционные для их предков формы общинного землепользования, предугадать непросто.

Как произойдет все в действительности, зависит от самих казаков, а среди них единства пока нет. Значительная часть потомственных казаков не участвует в движении за возрождение казачества, наблюдая со стороны и не понимая, что же происходит с атаманами. Экс-аппаратчики меняют партбилеты на нагайки, сторонники белого движения тянутся к шашкам, под седлом быстрого перелицевавшихся номенклатурщиков оказываются целые казачьи организации, возрождение традиции и народного духа подменяется политиканством и национально-патриотической историей.

Огульное нарушение устава при зачислении в казаки негативно сказывается на моральном облике казачьего общества. Так, по одним данным численность казаков в России ныне составляет 5 млн. чел., а по оценке казачьих лидеров насчитывается 10 млн. чел., тогда как в 1916 году значилось 4,4 млн. чел., из их к служилому сословию относились 474 тыс. казаков. Появилось мнение, что казачье движение себя проявляет, но не в положительном качестве.

Возрождение казачества по времени совпало с периодом развала СССР и последовавшего за ним социально-экономического и политического кризиса, разрушение государственных основ России, ее интернациональных устоев и падения международного авторитета. Родоначальники «реформ» действовали по простейшей схеме – «разделяй и властвуй», разобщая людей по национальным, религиозным, социальным, региональным и другим признакам, а затем противопоставляя их интересы. Одну из своих точек опоры власть придержащие рассчитывали иметь в казачестве, отводя ему роль новых опричников.

В 80-х годах по решению Советского правительства в целях дальнейшего совершенствования хозяйственных и социальных отношений в стране начались реформы, названные перестройкой.

В оценке происходящих в стране событий среди казаков нет единого мнения. Вопрос: «Кого поддерживать в столь сложной обстановке, с кем быть?» вновь встал перед казаками. Они вновь оказались на распутье. Среди казачьих организаций возникли серьезные противоречия и стало очевидным, что если движение за возрождение казачества начиналось от станицы до столицы, то разложение этого движения пошло в обратную сторону.Так, в Москве образовался Союз казаков России, в который входило 90% казаков страны. По этой линии в Оренбурге было создано Оренбургское казачье войско. Эти организации провозгласили принципы исторической самобытности казачества, что не импонировало власти «новых русских». Не без их ведома в Москве создается противостоящий Союзу казаков Союз казачьих войск России, соответственно в Оренбурге образовывается по этой линии Союз казачества всего Урала. Эти структуры постоянно находятся в конфронтации. Союз казачьих войск России означил себя белогвардейским движением и «объявил войну красным» из Союза казаков России, провозглашая: «Коммунистов давно вешать пора!». Но через некоторое время и ему досталось от собравшегося 15 июля 1994 года в Екатеринбурге так называемого Большого круга Белого Союза казачьих войск России и зарубежья, с трибуны которого оба прежних союза именовались «красными» и «коммунистическими».

Узнав о разладе среди российского казачества, пришли в недоумение даже потомки белых казаков, живущие за рубежом. Атаман сводной казачьей станицы города Сиднея в Австралии Д.М.Речкалов заметил по телефону оренбургскому «белому атаману» Титову: « Для того, чтобы говорить от имени белого казачества, надо было пройти тюрьмы и концлагеря…». И призвал оренбуржцев: «Не повторить ошибок 1918 года…Казак казаку брат. И мы, потомки белого казачества, призываем к единству». С ним согласны все российские здравомыслящие казаки. Один из них, бывший атаман общественного объединения Троицкого отдела, есаул А. Ткачёв писал: «Сила казачества в единстве. Мы больше не можем позволить себе делиться на белых и красных».

Очередным шагом в «приручении» казачества России послужил Указ Президента РФ «О государственном реестре казачьих обществ РФ», утверждающий институт казаков.

Религия и поверья

По своим религиозным убеждениям оренбургские казаки были в основном православными. Являясь жителями сельской местности, где вера в Бога была возведена в непререкаемый культ, казаки, как и все, следовали установленным церковью правилам. По праздникам и в пост ходили в храм, при этом обязательно надевали парадную форму. Хуторски и поселковые атаманы следили за этим и «налагали штраф на казаков, если они появлялись на богослужении в какой – либо неисправности».

В прошлом часто бывало: при переселении казаки разбирали свою церковь, перевозили ее на новое место и устанавливали вновь. «Однако хождение в церковь обязательным не было. Иногда наблюдались в старой станице такие картины, когда в праздничные дни наиболее религиозные шли в церковь, а наиболее веселые, напившись пьяными, ковыляли по улицам», - утверждает Н. Евсеев, автор ряда печатных работ об оренбургских казаках.

Непременно среди станичников встречались семьи и «образцово – религиозные», но в целом и по рассказам старожилов, и по дошедшим до нас документам оренбургские казаки в религиозных вопросах активности не проявляли. И это не случайно, поскольку общеобразовательный уровень казаков был значительно выше других групп сельского населения. Так, по переписи 1897 года в Оренбургской губернии грамотных, то есть умеющих читать и писать, насчитывалось среди мужчин 29,6%, а среди женщин – 11,4%. Уровень же грамотности казаков к этому времени достигал 60%. К служителям религиозного культа они относились «не вполне доброжелательно…переход казака в попы считался позорным поступком, попов, их детей казаки не принимали в свою среду. Многие из казаков если ходили в церковь, то по обязанностям службы, другие не признавали всех таинств святой церкви… венчались в храмах, чтобы через то узаконить своих детей».

Путешествующий по нашему краю в 1879 году известный естествоиспытатель профессор П.С. Палас уже тогда упрекал казаков в «холодности к церкви».

На отношение казаков к религии сказывались противоречивые факторы: с одной стороны – несоответствие духа казачьей вольницы с необходимостью преклоняться перед Всевышним, с другой стороны – воинская дисциплина казаков. Кроме того, у оренбургских казаков были свои специфические особенности. Во – первых, Оренбургское казачье войско создавалось путем объединения землячеств, в том числе насильственно переселенных губерний. Среди переселенцев находилось много староверов, не желавших подчиняться правящей церкви и вступавших с ней в конфликт. В середине XIX века на религиозной почве несколько казаков – староверов во главе с казаком Кундравинской станицы Пшеничниковым, недовольных тем, что им е разрешалось носить бороды , явились на смотр в штатской одежде и заявили, что они готовы верой и правдой служить царю, если им разрешат, как уральским и донским казакам, ношение бород. Свое требование они обосновали правилами священной книги.

Об этом случае стало известно оренбургскому генерал – губернатору В.А. Перовскому. Пшеничникова и его единомышленников привезли в Оренбург, прикрепили к ним опытного протоиерея из кадетского корпуса П.А. Сахарова, который при участии наказного атамана И.В. Падурова пытался переубедить их, но безуспешно. В итоге по распоряжению губернатора казаков наказали шпицрутенами, забив их до смерти.

Этот конфликт получил широкую огласку, о нем стало известно императору Николаю Павловичу, который одобрил действия Перовского, собственноручно написав: «Зло нужно уничтожать в начале, и бород казакам не носить, исключая стариков более 50 лет, и вообще таких даже в урядники не производить».

Вторая особенность оренбуржцев заключалась в том, что казаки зачислялись в большом количестве представители нерусской национальности с появлением недозволенных приемов обращения их в христианство. Как, например, «башкирца деревни Усмановой Амирова, содержавшегося во 2-ой нижнее расправе в городе Уфе за воровство двух лошадей и пожелавшего креститься. По законам он освобождался от наказания и по предписанию Игельстрома от 11 августа 1798 года был зачислен в казаки, а согласно его, Амирова, желанию приписан «уфимский казачьей команде». О подобных фактах еще в 1593 году архиепископ Гермоген «горько жаловался царю, что казанские и свияжские новокрещенные плохо держат православие». Позднее, в 1744 году, по этому поводу был вынужден вмешаться сенат и издать указ «О некрещении инородцев насильно».

Среди оренбургских казаков сильно распространились суеверия: вера в клады, в существование ведьм, колдунов, в изурочивание, в сглаз, в заговоры от лихорадки и другие. Как тут не вспомнишь святого Феодосия, который, указывая на безбожие мирян, сетовал: «Суеверием по- дьявольски мучаются».

Зимним вечером, когда за окном мороз и буран, большие казачьи семьи собирались в теплом углу у печки, при тусклом свете керосиновой лампы, в присутствии самых внимательных слушателей – детей – обсуждали невероятные истории, связанные с религиозными предрассудками и повериями. Вот наиболее распространенные из них.

«Ведьмы портят людей, напускают болезнь, расстраивают свадьбы, вынимают из беременных женщин детей, при помощи нечистой силы эту операцию они проводят быстро и неслышно…Отправляясь на промысел, ведьмы оставляют свое тело в бане под корытом, а летают только «духом», в виде большой птицы или оборачиваются свиньей, собакой и др. Однажды ночью к одной женщине явились две ведьмы. Слышит женщина, что они вошли, чувствует что-то неладное, даже видит их, а проснуться не может…Вынули ведьмы ребенка, подошли к кадке, в которой днем был разведен квас, и вымыли в нем поганые свои руки. Тут только вспомнила баба, что квас-то разводила не благословясь, да и вечером, когда закрыла его тряпкой, тоже не сотворила молитвы. Вот ведьмы-то и воспользовались этой оплошностью женщины».

«Если у кого-нибудь будет вынут ребенок, и жена об этом тут же скажет мужу, то нужно в эту же ночь, перед светом, выйти на улицу и посмотреть, у кого топится печь: ведьма обязательно жарит добытого ребенка. Вот туда-то нужно идти…Но можно узнать и другим путем: как кто-нибудь увидит ведьму в виде оборотня, надо сейчас же вбежать в свою избу, взять уголь и сажи из печи и на «целе» сделать крест. Утром ведьма явится просить прощения, так как у ней на лбу тоже образуется черный крест, и ничем его не смыть до тех пор пока не сотрут крест на «целее».

Подобные истории рассказчики подтверждали показаниями якобы очевидцев, утверждавших, что все это происходило именно так, как, например, в приведенном ниже случае:

«Шел ночью казак из караула. Видит, летит что-то огромное, в виде корчаги, как будто переворачивается и точно ныряет виз и вновь поднимается вверх. Догадался казак, что это ведьма. Бросился за ней с шашкой. А она пала на огородах в бурьян и скрылась. Поискал её казак – нигде нет, а слыхал про одну бабу, что она занимается колдовством. Бросился к ней казак в избу – смотрит, изба на замке. Он тогда в баню – и видит: на полу вверх дном лежит поганое корыто, а под ним тело самой этой ведьмы, точно мёртвое. Не будь плох казак, достал перочинный нож да и изрезал тело в нескольких местах, а потом побежал скорее домой и сделал на «целее» крест. Наутро старуха явилась вся обвязанная, едва передвигая ноги, стонет… бросилась к казаку в ноги: «Прости, батюшка, вовек не буду колдовать». Поломался над ней казак, заставил заклясться, а уж потом простил».

Не менее впечатляющее другое поверье, о двух подружках: «Жили две подружки, одна из них была хитрая, а другая простая… Однажды хитрая и говорит: «Ты, дева, как идёшь ко мне вечером, так песни пой, я услышу, да и отворю тебе дверь». Простушка поняла, что у подруги есть какая-то тайна, и она боится, чтоб её застали врасплох, и решила подсмотреть. Один раз вечером тихонько подошла к избушке, взглянула в окно и видит, что её подруга сняла свой череп с волосами и вшей ищет…»

По убеждению оренбургских казаков в каждом доме имелся свой домовой, в виде маленького старичка, ростом всего в 5 вершков, с длинными седыми волосами и бородой. Он жил под печкой или в подполье. Ночью, когда все спали, домовой выходил из своего убежища и охранял дом и хозяйство. Если в хозяйстве что-то не ладилось, то нередко казак объяснял свои неудачи просчетами и невниманием домового.

Другой персонаж поверий, леший, по представлению казаков, жил в глухой чаще не один, а с женой и дочерями, которые ходили нагими, с длинными, до пола, волосами. Если им кто-то попадался в лесу, они его ловили и стремились защекотать до смерти. Казак с детства зал, как поступать, «если придется встретиться с дочкой или женой лешего. А именно, в этом случае надо немедленно читать «воскресную» и не допускать их до себя. Иначе начнет прельщать мужчину своими прелестями, представляться писаными красавицами, человек заглядится, а она незаметно подберется. Тут уж никак не отделаться – защекотит». Правдивость рассказав о лешем подтверждалась свидетельствами «очевидцев»: «Рубили однажды казаки лес. Места были глухие, стали посещать их дочери лешего, да близко подходить боялись, видимо, были еще молодыми, неопытными. Пришлось мамаше самой подучить дочек уму – разуму. Пришел один казак варить кашу. Старая чертовка подобралась к нему близехонько. Тот увидел ее, ругнул как следует, а потом не стал обращать внимания, а она добралась до него и ну щекотать, так щекотала до смерти. Товарищи пришли, кашевар уже мертвый. На другой день второй пошел – и с ним та же беда…На третий день вызвался самый отчаянный. «Я, – говорит, - ее, проклятую, угощу». Пришел, начал варить. Только каша закипела, является чертовка, а дочки залезли на сосну и ждут, что будет…Только чертовка хотела его схватить, казак не сробел, выхватил черпак с горячей кашей да прямо в глаза хватил, так всю морду и залил. Заорала чертовка благим матом. Прибежал сам леший, схватил ее за волосы, ударил о землю, а сам приговаривает: «Не ходи к казакам, не ходи к солдатам».

В представлении казаков водяному не приписывался человеческий образ, как лешему и домовому, он представлял что-то страшное и неопределенное. «Главное место его жительства в прудах, под колесами мельниц и в омутах. Водяной также жил семейно, т. е. с женой и дочерьми – русалками…Русалки выходят из воды ночью, садятся на мост, плотик или просто на берегу и чешут волосы. Если кто подойдет к ним…то они стараются заманить к себе и утопить. Но русалок казак не боится, с бабами он вообще мало считается, а русалка тоже баба, ну с ней разговор короток – за волосы да об пол».

Ещё более впечатляющим было верование в огненного змея, который приносил большое богатство людям, продавшим свою душу ему. «По верованиям казаков, огненный змей выпаривался из яйца, снесённого петухом. Народ уверен, что петуха долго держать нельзя, на третьем году он обязательно снесёт яйцо, в котором вместо желтка имеется зародыш змеёныша. И вот, чтобы вывести настоящего змея, нужно носить это яйцо три недели за пазухой, правой рукой у голого тела под рубашкой. Яйцо нагревается, змей растёт и через три недели выходит из яйца и готов служить повелителю. Но связь с этим змеем опасная. Первоначально он выполняет все требования, но потом, когда возьмёт над хозяином полую волю, задавит его или обязательно доведёт до какого-нибудь несчастья».

Такие рассказы, услышанные в раннем детстве и подогреваемые церковью, надолго оставались в памяти человека. Но по мере приближения революции, проникновения просвещения и науки в казачью среду усиливалось. А после революции многие казаки легко освободились от предрассудков. В последствии они нередко оказывались в числе погромщиков церковного имущества. Например, об этом в 1920 году в письме из-под Оренбурга сообщалось, что молодые ребята, сыновья казаков, на Пасху бросали камни в духовную процессию, выбили окна в алтаре и подожгли дом дьякона.

Более единодушно казаки относились к религиозным праздникам. Отмечая праздники, они редко обходились без спиртного. Веселились на славу. Пили помногу, долго, по целой неделе. В 1909 году казак Коельской станицы, вахмистр П. Попов, по этому поводу не без укора писал: «Храмовые же праздники празднуются по 3 – 4 дня сряду, отнимая много времени, денег и страшно разорительно ложатся на уже итак скудный бюджет земледельца. Например, наступает время Пасхи Христовой, ее празднуют целых 8 дней, несмотря на время посева и мудрую пословицу, гласящую: «Сей хоть золу, но в пору».

Наиболее образно высказал свое отношение к религии казак Еткульской станицы: «Воевал в белой армии, с нами были попы и архиереи, служили много молебнов о победе над большевиками, слали им с церковного амвона проклятия. У большевиков попов не было, молебнов они не служили, в существование Бога не верили, а белых победили».

Обычаи и традиции

Обычаи, традиции и обряды казаков складывались веками и несли отпечатки их суровой действительности. Сказывался и многонациональный состав Оренбургского войска, где представители различных народов, различных национальностей перемешались. В течение веков они жили вместе, обогащали и преображали свою культуру. Об общих традициях для всех казачьих войск, передаваемых от деда к отцу, от отца к сыну, достаточно полно рассказывают в своих произведениях известные оренбургские казаки А.И.Кривощёков, М.Д.Голубых и атаман современных казаков Северо-Западного района России Б.А.Алмазов.

Средние размеры казачьих станиц намного превосходили размеры крестьянских сёл. Первоначально казачьи поселения имели круговую застройку, облегчавшую оборону при неожиданном нападении неприятеля. В XVIII-XIX вв. вводились улично-квартальная планировка и деление на кварталы, внутри которых казаки выделяли участки для усадьбы, строго соблюдалась фасадная линия.

В центре казачьей станицы находились церковь, станичное или поселковое правление, школы, торговые лавки и др. Большинство казачьих поселений располагалось вдоль рек, иногда растягиваясь на 15-20км. Окраины станиц имели свои названия, их жители иногда различались по этническому или социальному признаку. Дома иногородних находились как среди казачьих усадеб, так и в некотором отдалении от них.

Усадьбы казаков обычно огораживались глухими высокими заборами с плотно закрытыми воротами, что подчёркивало замкнутость казачьего быта. Нередко дом размещался в глубине двора или был повёрнут к улице глухой стороной .

В постоянных жилых постройках XVIII-XIX вв. нашли отражение традиции жилища, характерные для тех мест, откуда пришли казаки.

Усадьбы средних и богатых казаков отличались сравнительно большими размерами . Хозяйственные постройки чаще всего сооружались из местных строительных материалов. В казачьей усадьбе всегда строилась летняя кухня, в которую семья переезжала в тёплое время года.

Наиболее распространённым типом дома в XIX-XX вв. были двух- и трёхкамерные дома . Внутренний план избы представлен разными вариантами, чаще всего русская печь находилась в заднем углу – слева или справа от входа, устье обращено к боковой длинной стене. По диагонали от печи - передний угол со столом.

Интерьер избы обеспеченных казаков отличался подчёркнутой декоративностью. Стены казачьей избы украшали оружием и конской сбруей, картинами с изображением военных сюжетов, семейными портретами, портретами казачьих атаманов и членов царской семьи. Лавки накрывались коврами, постель убиралась в стопу на видном месте.

Для традиционной одежды казаков характерно раннее вытеснение домотканины, использование покупных тканей уже с середины XIX в. Во 2-й половине XIX в. городская одежда почти полостью вытеснила традиционный костюм. Повсеместное широкое распространение получили у мужчин пиджак, брюки, жилет, пальто, у женщин – юбки с кофтой, платье. В казачьей среде в конце XIX – начале XX вв. большой популярностью пользовались головные уборами , обувь и украшения фабричного производства. Этносимволизирующие функции одежды проявлялись и в особом отношении казаков к военной форме и ее компонентам . Форма и фуражка хранились как семейные реликвии. Современные потомки казаков нередко помещают на видном месте в жилой комнате казачью фуражку.

Рождение казака приветствовалось выстрелом из ружья, то есть с первого мгновения жизни определялось назначение новорожденного быть воином. Родственники и друзья, приходившие поздравить роженицу, обязательно приносили с собой пироги и варенье, специально испечённые для этой цели. С порога, перекрестившись на иконы, они произносили: «С новорожденным сынком! Дай бог его вскормить, вспоить и на коня посадить», то есть вырастить хорошего казака- наездника. Если же рождалась дочь, то гости желали: «Дай бог вскормить, вспоить, да за стол посадить», то есть выдать замуж.

Во время крещения казачонка священник подстригал младенца, а волосы его передавал крёстному отцу. Крёстный брал кусочек воска от своей свечи, закатывал в него волосы и бросал в купель. Все, затаив дыхание, следили за этой процедурой. Так как существовало поверие, если комочек волос плавает сверху, то ребёнок будет жить долго, а если утонет, то жизнь у него будет короткой. Когда казачонку исполнялся год, его в торжественной обстановке родственники, на женской половине дома, подстригали наголо, а волосы передавали матери. Мать складывала их в укромное место и хранила до самой смерти. Когда казак умирал, то клочок этих волос клали в гроб. Если он погибал вдали от родных мест, то волосы сжигали.

Подстриженного малыша со словами: «Готов казак!» - передавали крёстному отцу. Крёстный сажал ребёнка на неосёдланную лошадь и проводил её вокруг церкви, внимательно наблюдая за поведением казачонка, загадывая при этом: если он вцепился в гриву, значит, будет казак победителем, если заплакал и стал валиться на бок, быть ему сраженным на поле боя. О своих наблюдениях крёстный никому не говорил, строго хранил эту тайну при себе.

Став взрослым, казак следовал утвержденным канонам и правилам казачьего быта. Например, полученные в бою раны обрабатывал так, как учили его старшие, разжеванной паутиной вперемешку с порохом. Целебные свойства паутины и сегодня медицина не отрицает, а от пороха рубец после заживания становится синим. Но это не беспокоило казака, ведь шрамы на теле воина всегда были почетны. А вот татуировку на себе казаки не допускали, всегда следили за чистотой и порядком своего тела. Даже простая родинка приносила им огорчения, ведь с родимым пятном призывная комиссия могла и не допустить к службе в гвардии, так как в гвардию призывались лучшие из лучших, и каждый казак мечтал стать гвардейцем с детства.

Быт казаков был связан с походной жизнью и с тяжелым изнурительным трудом на полях, поэтому каждой заработанной копейке они знали цену, деньгам «по ветру не швырялись». В дороге казак хранил свои сбережения в загашнике, в небольшом кошельке, пришитом к кальсонам – сподникам, поверх которых надевались шаровары и подпоясывались нешироким, из сыромятной кожи, ремнем, называемым гашником; под него попадал и плотно прижимался к телу кошелек с деньгами. От сюда и пошли выражения «загашник», «достать из загашника». Значение этих слов, как утверждает Б.А. Алмазов, знают все, а вот где находится загашник, знают только казаки.

Веротерпимые оренбуржцы к религиозным праздникам, будь то Пасха, будь то Ураза, относились с уважением, отмечали их с достоинством. Но самым торжественным днем считался у них войсковой праздник 23 апреля , День Святого Георгия Победоносца – покровителя оренбургских казаков. К этому празднику в станицах и хуторах готовились загодя: пекли пироги, шаньги, ватрушки, плюшки, кральки, витушки, плетенки, калачи. Ходили друг к другу в гости, дарили подарки, поздравляли друзей и принимали от них поздравления. Праздник начинался массовыми мероприятиями: поздравительной речью атамана, конными состязаниями, в которых участвовали как взрослые, так и дети, хоровым пением и плясками; заканчивался праздник награждением победителей состязаний и застольем.

Многие обряды и праздники южноуральцев носили сезонный сельскохозяйственный характер. Например, весенние обряды связывались началом предстоящих полевых работ, осенние – с заботой об урожае. Зимние праздники открывали святки, которые начинались рождественским сочельником, включали встречу Нового года и завершились крещенским сочельником. Ни один святочный праздник не обходился без колядования. Старинным русским праздником проводом зимы, связанным с культом природой и почитанием предков, считалось масленица.

Обряды масленичной недели имели целью «помочь» солнцу «продвинуться» по кругу, ускорить конец зимы. Масленица издревле была одним из любимых праздников на Руси.

«Во время трапезы первым садился за стол сам – глава семьи, он размещался в переднем углу, с торца стола. Слева от него, под образами, было место деда – отца главы семейства, о котором сам во время обеда постоянно заботился, проявляя знаки внимания, подавал хлеб, подвигал поближе тарелку. Далее вдоль стола справа следовали места его сыновей. Старший сын садился рядом с отцом, за ним по возрасту располагались остальные. С левой стороны стола размещались зятья и снохи, а за ними – бабушки, матери и дочери. Женский край стола был обращен в сторону печки или кухни, для удобства подавать на стол и убирать со стола посуду».

В старину казаки принимали пищу из общей посуды, кроме староверов, которые имели каждый свою миску и бокал, такой порядок сохранялся долго и встречался в казачьих семьях в сороковых и даже в пятидесятых годах двадцатого столетия.

«Перед обедом глава семьи или кто-то по его поручению из младших детей читал молитву. Затем сам брал нож и разрезал каравай хлеба. Если кто-то нечаянно ронял кусочек хлеба на пол, он его немедленно поднимал, целовал, читал молитву и говорил: «Господи, прости меня, грешного». Принимали пищу молча, соблюдая принцип старшинства: никто не мог опустить в миску ложку до того, как это сделает глава семьи. Ложки чаще применялись деревянные, их несли ко рту не торопясь, подставляя снизу кусочек хлеба. После обеда вновь читалась молитва и подавался чай. С этого момента разрешалось вести за столом разговор, так чаепитие уже считалось не обедом, а угощением».

Праздничные застолья от обыденных отличались лишь тем, что хозяева садились вперемешку с гостями, причем женщины отдельно от мужчин, а молодые незамужние девушки располагались рядом со своими матерями и тетками. Непринужденно вели беседы, рассказывали различные истории, пели задорные песни.

Если дома появлялся кто-нибудь из мусульман или евреев, то из обеденного рациона немедленно исключались блюда, содержащие свинину, чтобы не поставить в неудобное положение гостей, которые по религиозным соображениям свиное мясо не употребляли.

По своему материальному достатку и образовательному уровню оренбургские казаки значительно превосходили крестьянское население, но далеко отставали от образа жизни и культуры, складывавшихся в годах России.

Одной из характерных черт казаков являлось почитание старших, причем, в мирное время возраст имел большое значение, чем воинское звание. Старики пользовались особым уважением и любовью не только в семье, но являлись памятью и совестью всей станицы, играли в ней заметную роль в организации казачьего быта. Когда старик умирал, в траур погружался весь поселок. При выносе гроба с телом правое плечо подставлял атаман, а левое – старший сын старика. За гробом двигались многочисленные родственники и побратимы. Кто-то из них вел под уздцы коня умершего. Конь тоже провожал своего хозяина до могилы.

Побратимство у казаков было довольно распространённым явлением, объединявшим людей, хорошо знавших друг друга и вместе переживших какое-либо серьезное потрясение, и означало братство по духу, которое часто являлось крепче родства по крови. Обряд братания имел разные формы. Вот один из них: он проводился рано утром. Кандидаты в побратимы уходили в степь и, стоя на коленях и положив на плечи друг другу руки, ждали восхода солнца. Когда солнце всходило, они целовали землю, читали молитвы и обменивались нательными крестами и рубашками, троекратно целовали друг друга и шли в церковь на исповедь. Сам факт братания мог оставаться для окружающих неизвестным. Основная обязанность побратимов заключалась в том, чтобы без зова приходить друг другу на помощь. Были случаи на фронте, когда перед решающим сражением происходило братание целых казачьих подразделений. Родство и побратимство сплачивали казачью общину в одно целое, делали ее еще более монолитной боевой единицей.

Для прохождения действительной службы молодой казак обязан был явиться на сборный пункт в сопровождении своего отца. И если комиссия находила, что строевая лошадь или снаряжение призывника в неисправности, то отец тут же должен был приобрести их у поставщиков. Если он такой возможности не имел, эти заботы брало на себя казачье общество, причем все расходы затем взыскивались с отца казака. Случалось так, что отец выплачивал долг по нескольку лет, даже после возвращения сына со службы.

К действительной службе казак готовил себя с детства. И когда подходил его срок, все личное откладывалось на долгие года. Вся жизнь его с этого момента принадлежала войску и строго регламентировалась положениями и наставлениями, согласно которым, например, при прохождении действительной службы нижним чинам казачьих войск запрещалось вступать в брак. Офицеры же в возрасте с 23 до 28 лет могли вступать в брак, но с разрешения вышестоящего начальства и при наличии имущественного обеспечения, равного чистому годовому доходу в 250 рублей. Невесту себе казак выбирал из казачьего сословья. Свадьбу «справлял на широкую ногу, с приглашением гостей, богатыми столами и большим количеством спиртного, от 10 до 40 ведер на одну свадьбу. Но бывали и исключения. Казаки переходили запас в 38 лет, и немало из них из-за отсутствия средств на женитьбу оставались холостяками. А девушки – казачки считали для себя позорным выйти замуж без взноса за них их родителями».

Не менее шумными и длительными были проводы на службу. Две недели все родственники и знакомые казака пировали, ходили друг к другу в гости, прощались. В день отправки гости собирались в доме казака. Походный сидел в красном углу. Рядом с ним отец и мать. Водка лилась рекой. Все пили и желали походному «благополучно послужить царю – батюшке, быть здоровому самому и коню».

После застолья походный трижды припадал к ногам отца со словами: « Благослови, тятенька, на службу царскую». Отец благословлял и напутствовал сына: « Служи верой и правдой Богу и великому Государю. Служи справедливо, как мы, старики, служили. Слушай начальников, повинуйся старшим, а пуще всего береги своего товарища – коня». Затем походный трижды припадал к ногам матери. Мать благословляла его иконой. И со словами: «Храни тебя царица небесная»,- одевала на шею сына образок. И все выходили на улицу. Последним двор покидал старик- отец, ведя под уздцы коня. У казаков не было сомнений о тот, что « хорош конь, хорош и казак». «Конь подо мной, так и Бог надо мной», считали они. И с песней:

Провожали походного в дальнюю дорогу.

Такой обычай проводов в линейных станицах сохранялся до 1917 года. В отдельных же казачьих поселениях проводы проходили проще. «Простится казак в комнате с родными. Выйдет на двор. Сядет в телегу, рядом с ним жена или отец и поедет, словно работать на пашню».

И начнётся у казака новая жизнь в боях, сражениях, напряжённых учениях, прерываемых лишь праздниками, которых в русской армии насчитывалось 29, среди них: «дни рождения Государя Императора, Императрицы и наследника престола, первый день нового года, день Богоявления Господня , Вербная суббота , первые три дня Святой Пасхи, день рождения Святой Богородицы, день Покрова Пресвятой Богородицы, день кавалерийского праздника ордена Святого Георгия Победоносца, первые три дня Рождества Христова и другие». Воинские чины иных вероисповеданий освобождались от службы для богослужения их веры.

Как православные христиане казаки свято хранили память о своих погибших товарищах. У них существовало правило, согласно которому лишь небольшая часть трофеев, захваченных в бою, ими распределялось между собой. Примерно столько же передавалась атаманской казне и церкви. Всё остальное принадлежало семьям погибших казаков, поэтому по части захвата трофеев среди станичников не было равнодушных. По этой причине во время одного из сражений в 1912 году «они чуть самого императора Наполеона в плен не взяли, напрасно заслоняли его собой адъютанты, да на пути попался обоз - казаки кинулись его грабить».

Коллективизм, товарищество, чувство собственного достоинства являлись отличительными чертами казачества во все периоды его истории.

В войсках между казачьими офицерами и рядовыми казаками устанавливались более демократичные отношения, чем в армии. Казаки издавна избегали писания жалоб, стремились возникающие споры разрешать собственными силами.