Главные факторы искусственного интеллекта

Идеалистический мир, принимающий нас как своих гостей, создает нас, но главное и разумное доказательство живому миру три основополагающие: пространство, время и движение. Они дали неимоверный толчок к развитию жизни и главное - человечества, они строили наш мир и вершили судьбу. И мы будущее поколение, которому даровано несметное богатство, мы пользуемся им: также созидаем и разрушаем, творим и крушим, и, вернее всего, становимся такими же неотъемлемыми составляющими нашей Вселенной.

Первостепенным же теперь становится человек, а главное, загадкой всего, что есть в этом мире. Мы кажемся уже, после долгих тысячелетий, особой цивилизацией, необыкновенной планетарной жизнью. Ключом всех этих тайн является наш мозг, его свойство – мышление. Это стало предметом изучения многих наук, интересующихся его познанием, таких как: психология, философия, кибернетика, биология и т.д. Но я постараюсь вкратце изложить суть теорий рожденных известными умами нашей планеты, выдвинутые ими постулаты, и попытаюсь решить одну из главных проблем вышесказанных наук – искусственный интеллект. Что это – просто игрушка или же - копия нашего с вами мозга? Данная работа не делает поспешных и ярких выводов, она не ставит точки в исследованиях, она является продолжением дискуссий по поводу этого вопроса. Искусственный интеллект будоражит многих в этом мире и заставляет задаваться вопросом: А зачем он нужен? Что нам своей головы на плечах мало? Так нет же мы силимся комментировать наше поведение, ведь мы, люди, очень любознательны и до последнего будем искать ответ. Искусственный интеллект – это лишь копия нашего разума. Люди всегда реализовывают свои мечты, по крайней мере, добиваются их персонификации.

…Все работы ученых имеют некую незавершенность, у которых нет широкого применения, как и все недосягаемое нами, остается нетронутым. Конечно, многие бьются о стенку, чтобы решить эту задачу, но каждый новый шаг заставляет нас отталкивать от себя. Так чего же мы боимся? Что машина, обладающая огромным потенциалом и разумом, способна нас разгромить. Или нас пугают непредсказуемые результаты развития ИИ, ведущие к катастрофическим последствиям для нас или же к огромному скачку вперед. Поэтому каждое действие должно быть заранее обдуманным. Следовательно, мы столь же усердно и педантично будем двигаться по этому лабиринту, круговороту знаний, реющему вокруг неведомого призрака ИИ.

Историография этого вопроса, доказывает, что ИИ малоизучен. Кибернетики делают ставку на то, что ИИ будет эволюцией компьютеров. Развитие электронно-вычислительной техники привело к созданию быстродействующих компьютеров, способных не только замещать умственный труд человека в самых различных областях, но и выполнять такую интеллектуальную работу, которая человеку не под силу. В этой связи возникли вопросы, вызывающие непрекращающуюся дискуссию: Может ли ИИ быть усовершенствован до такой степени, что появятся компьютеры, обладающие разумом и сознанием, подобно человеку?

В ходе исследований делалось немало попыток установить границу, отделяющую возможности самого совершенного компьютера от возможностей человека. Эту границу обычно связывали с указанием на какую-то особенность психической деятельности человека, которую в принципе невозможно реализовать в компьютере. Однако стремление заранее поставить некие пределы возможностям компьютера сомнительно – хотя бы потому, что этим, в сущности, постулируются пределы возможностей развития научной мысли и технической изобретательности человечества.

Разумеется, ИИ не может быть абсолютно точной копией человеческого: он является лишь моделью последнего, а модель никогда полностью не совпадает с оригиналом. Машина, которая функционировала бы точно так же, как человеческий мозг, должна ничем не отличаться от него, т.е. быть таким же мозгом, а не машиной. Но это всего лишь доводы.

Искусственная жизнь – замечательная и быстро развивающаяся область научного знания, которая может совершить переворот в науке о мышлении. С другой стороны, требуется еще весьма большой объем теоретических исследований, чтобы приблизиться к систематическому пониманию концептуальных рамок, в которых может развиваться наука о мышлении на базе искусственной жизни. Целью является разделить и провести сравнение двух видов науки о мышлении (ортодоксальной и биологически-ориентированной) и показать, как эти два отдельных стиля мышления в области научного познания являются потомками двух радикально различающихся взглядов на место разума в природе (картезианский и аристотелев взгляды).

И немаловажный аспект решения этой проблемы – это изучение, процесс накопления информации в себя.

Итак, попытаюсь сравнить два вида разума: человеческий и искусственный, и выведу некоторые закономерности, попробую отследить проблемы ИИ и наметить возможные пути их решения.

Проблемы искусственного интеллекта

Современные философы и исследователи науки часто рассматривают междисциплинарные науки как одно из выдающихся достижений, заново открытых в XX веке. Искусственный интеллект и искусственная жизнь представляют прекрасный пример такой интеграции многих научных областей. Конечно, междисциплинарность тоже имеет свою цену. Химики, биологи, специалисты в области вычислительных наук и многие изучают различные аспекты живых систем, пользуясь при этом сходными методами. Основными методами изучения искусственной жизни являются: синтез искусственных систем с аналогичными живыми системами поведения, изучения динамики развития процесса, а не конечного результата, конструирование систем, демонстрирующих феномен созидания. То, что объединяет исследователей в области искусственной жизни (ИЖ) – это методы, в отличие от их целей. Конечно, существует общий интерес к жизни как к феномену для изучения. К сожалению, жизнь слишком сложна, чтобы можно было наметить общие направления в исследованиях. Доказательством последнего утверждения может служить тот факт, что некоторые заинтересованы в исследовании «систем, демонстрирующих феномены живых систем», другие изучают природу химического репродуцирования или пытаются решить философские проблемы самосознания. В тоже время совершенно другой вид исследователей, относящихся к области робототехники, пытаются создавать физические системы, демонстрирующие некоторое поведенческое сходство с животными.

По современным научным данным, человеческий мозг содержит 2 основных «вычислительных» узла нейронов, которые соединяют 2 связи синапсов. Современные вычислительные системы стремительно приближаются по своим вычислительным возможностям к мозгу. Искусственные нейронные сети контролируют сложнейшие системы управления и слежения, проявляют способности в области распознавания изображения вплоть до возможности создания интеллектуальных автопилотов. Современные западные философы широко рассматривают данные проблемы. При этом на первое место выходит обсуждение мышления и самопознания. Достаточно часто высказываются мнения о неприемлемости классического картезианского дуализма для рассмотрения вопросов, связанных и искусственной жизнью.

В качестве основы данной работы рассматривались труды довольно известного философа, ученика Мартина Хайдеггера, Майкла Веллера, определяющего в своих работах взаимосвязь современных проблем ИЖ и ИИ с картезианским и неоаристотелевым подходами рассмотрения мышления и жизни как таковой.

Этапы развития этих подходов исходят от принципа их взаимосвязей, имеющих общий стержень позиций и точек зрения, вертящихся круговоротом недоступной информации, но в тоже время взятой за основу полученных знаний в ходе жизни.

Два вида науки о мышлении

Жизнь в науке о мышлении рассматривается как простое явление. Бесспорно, что ИИ был теоретическим ядром в данной области, в том смысле, что эти концепции, разработанные для ИИ или обычно применяемые в этой области (такие концепции, как алгоритм, эвристика и обработка информации), обеспечивает науку о мышлении терминологическим базисом. Однако их появление в рассмотрении также ИЖ придало данной области познания большую законченность.

На практике под крышей термина «искусственная жизнь» гнездится грандиозное разнообразие различных проектов от моделей копирования ДНК и систем с обратной связью датчик-двигатель до изучения коллективного разума и динамики роста населения.

Такое разнообразие приводит к трудности компактного определения для данной области знания. В то же время при адаптации строго ограниченного точного определения ИИ ( т.е. фундаментально логически обоснованного или основанного исключительно на разуме человеческого уровня) возникает разрыв между ИЖ и ИИ для определенных видов исследований в области ИЖ (например, разработки роботов с интеллектом животного уровня), хотя они относятся к некоторому, пусть и нестандартному, типу искусственного интеллекта. В дальнейшем будем называть второй вариант исследований искусственным интеллектом в ортодоксальной форме (orthodox AI, или OAI).

OAI может быть определен путем его отношения к идее, что здоровая наука о разуме может, по большей части, игнорировать биологические размышления, которые тяготеют к входу в общую картину в качестве только «деталей конкретного воплощения» либо «случайных исторических частностей», и в целом не обеспечивает и не содержит концепций и принципов обычно используемых для построения научного объяснения разума.

OAI, будет использовано в качестве интеллектуального ядра для того, что будет в дальнейшем называться ортодоксальной наукой о мышлении (orthodox cognitive science OCS). Большинство, хотя и далеко не все, работы в области искусственного интеллекта и науки о мышлении являются ортодоксальными. Это включает в себя подавляющее большинство, хотя и далеко не все модели, разработанные под флагом коннективизма. (Удручающее общее утверждение, что коннективистские сети, в общем, являются «биологически реалистичными психологическими моделями», по-видимому, фиктивно.) Теперь рассмотрим радикально отличающийся вид исследований: реально биологическая наука о мышлении. Под этим термином подразумевается наука о мышлении, которая следует тому, что Годфри-Смит называл строгой непрерывностью, утверждение о том, что «жизнь и разум имеют общую абстрактную структуру или набор базовых организационных свойств… Разум буквально подобен жизни». Согласно этому утверждению, направляющим принципом биологической науки о мышлении будет то, что мышление может быть объяснено с использованием тех же фундаментальных концепций и принципов, что и описание других биологических феноменов. Биологическая наука о мышлении буквально является наукой о жизни.

Отмечаются четыре положения, касающихся строгой непрерывности:

Строгая непрерывность влечет за собой, но не проистекает из более слабых форм непрерывности, согласно которой для того, чтобы некоторая сущность имела разум, она должна быть живой, хотя для того чтобы быть живой, наличие разума не является необходимым. Данная форма непрерывности сама по себе недостаточна для действительно биологической науки о мышлении, так как она не дает гарантии, что кто-либо должен обращаться к принципам построения объекта для того, чтобы понять процесс мышления.

Из строгой непрерывности не следует, что жизнь мышление есть одно и то же. Они находятся в непрерывной последовательности, но не эквивалентны.

В контексте биологической науки о мышлении строгая непрерывность предполагает методологию изучения «снизу-вверх». Сначала исследователь проводит поиск удовлетворительного объяснения некоторого простого не мыслящего проявления жизни. Затем производятся его противопоставление более сложной мыслящей сущности.

Строгая непрерывность в первую очередь, беспокоит тех, кто жаждал действительно обобщенной науки о мышлении. Конечно, может оказаться, что сходный набор структурных свойств выражен не только в жизни и разуме натуральных земных природных существ, но и в их неземных копиях (если данный феномен существует), а также во всех формах ИЖ и искусственной ментальности, которая, возможно, способна существовать (если кто-либо считает, что артефакты могут буквально быть живыми и иметь разум).

Очевидно, что положение о том, что биологическая наука о мышлении может быть построена вокруг OAI, выходит за рамки разумного сомнения. Но как же теперь поступать с искусственной жизнью? Ранее предполагалось, что ИЖ может быть охарактеризована как попытка использования искусственной среды для исследования феномена жизни. Уже был отмечен тот факт, что объяснение интеллекта, разума и мышления стоит на повестке дня в области изучения ИЖ. Это показывает, что канонический взгляд с точки зрения изучения ИЖ предполагает рассмотрение данных феноменов как исключительно связанных (и являющихся подмножеством) живых систем, которые заключают в себе, в целом, то, что делают живые системы согласно слабой форме непрерывности, определенной ранее. Конечно, данное принятие слабой формы непрерывности не обязывает рассматривающих ИЖ принимать ведущий принцип биологической науки о мышлении, тезис о строгой непрерывности. Тем не менее, хотя строгая непрерывность не является строго обязательной в характере ИЖ, исследователи, работающие в области ИЖ и смежных областях, часто покупаются на эту идею. Например, выдвигается аргумент, что модели ИЖ обеспечат объяснение неожиданных проявлений, составляющих основы жизни и разума. Также предполагается, что подрыв обычного иммунологического распознавания «свой – чужой» будет иметь последствия в области таких высокоуровневых явлений, как самосознание и индивидуализм. Решающим фактом является то, что характер ИЖ не только допускает строгую непрерывность, но и активно поощряет ее. Несмотря на этот факт, ИЖ является действительным OAI.

Эти две науки о мышлении были во многом противоречащими друг другу, но ищущие общий подход к решению этого вопроса. В зависимости от их архаично-выстроенного анализа и синтеза общих действий, позволят во много расширить область изучения ноосферы как отдельной науки. Черта их разлада - несоответствие в общеустановленных закономерностях и путях решения действительной задачи. И все же принципиально вертеться вокруг да около и не понимать связи двух наук, поэтому совокупность и общая взаимосвязь найдена. Но также не до конца исследовано построение нейробиологических и/или биохимических свойств живых организмов, имеющих совокупный предикат, спорный им как мышление. А также некартезианский вопрос, сложившийся в пространстве концепций Аристотеля.

От психологии к psyche-логии

Аристотелев термин psyche обычно переводят как душа, но это не совсем так. Слово душа несет в себе много от бестелесной, спиритической формы существования, которая не соответствует подавляющей тенденции размышлений Аристотеля. Как отмечается, для Аристотеля жалящая крапива имела psyche. Любой вид организмов имеет ассоциированный с ним некоторый набор жизненных свойств, которые при нормальных обстоятельствах могут быть выражены в отдельных представителях данного вида, и в нормальных обстоятельствах для организмов данного вида быть живым – значит проявлять типичный набор жизненных свойств, то есть psyche. Жизненные свойства, составляющие любую отдельную psyche, могут браться из чего-то подобного следующему списку: самообеспечение питанием, рост и развитие, размножение, тактильные ощущения, бесконтактные формы ощущений, самоконтролируемое движение, разум и интеллект. Грубо говоря, чем далее элемент в этом списке, тем более совершенным сущностям он принадлежит. Это важно, потому что psyche – это иерархическая структура, в которой, вообще говоря, способность к определенным жизненным свойствам из приведенного списка.

По взглядам Аристотеля, концепция psyche необходима для достижения удовлетворительных обоснований в науках о жизни. Для понимания его аргументации необходимо представить различие между формой и материей. В первом приближении форма по Аристотелю означает что-то вроде различных видов организации. Он говорит о том, что частичные очертания конкретной статуи являются формой статуи, в то время как ее материальным содержанием является физический материал, из которого она сделана. Перемещаясь в биологический мир, формой глаза является способность видеть, а материальным содержанием, в соответствие с аристотелевым видением древней биологии, вода. Когда Аристотель применяет различие формы и материального содержания ко всем живым организмам, мы говорим, что форма живого существа это его psyche, его набор жизненных способностей; материальное же содержание – это органическое тело, которое реализует эти способности.

Исходя из данного предварительного понимания концепции формы, дать объяснение в терминах формы означает дать объяснение, в котором характерная особенность организации сущности для лучшего объяснения дается в отличие от материального состава сущности. Так, скажем, кто-то хочет описать, как муха осуществляет визуально корректируемую навигацию в реальном времени в беспорядочной, динамически изменяющейся обстановке. Аристотелев взгляд должен, по крайней мере, присутствовать в идее, что дисциплины, такие как нейробиология и биохимия, могут быть скомбинированы в целях объяснения функционирования машины, допускающей такое поведение. Фактически, что бы наука ни подразумевала под словом материальность, аристотелев взгляд будет предполагать ожидание прямого материального объяснения визуально направляемой воздушной навигации мухи. Такое объяснение далеко не тривиально. Каждый из двух композитных глаз мухи представляет собой панорамный нерегулярный двухмерный массив фотосенсоров. Эти массивы соединены в параллельную сеть соответствующих обработчиков изображения (биологических процессоров) и органов, контролирующих полет (процессоров управления полетом), работающих асинхронно в реальном времени. Через последующую нейронную сеть данная система управляет набором мускулов, которые вместе с гироскопическими органами осуществляют управление крыльями. Другими словами, специфическая физическая система, лежащая в основе визуально направляемой аэронавигации, должна пониматься как допускающая выражение типичной для вида жизненной способности, буквально тип самоконтролируемого движения, которой является характеристикой мухи.

Отметим, что представление жизненных свойств, относящихся к области восприятия, препровождает собой первое, с чем сталкивается, и часто рассматривают как разум и мышление. На верху логической иерархии psyche располагается наиболее причудливая из всех жизненных способностей, то, что называют разумом. По Аристотелю, единственное существо, обладающее разумом, - это человек. Надо сказать, что почти невозможно соединить аристотелево рассмотрение разума со всем остальным, что он говорит о жизненных способностях, потому что, хотя его основная тенденция отвергнуть идею, что psyche онтологически отделена от тела, он все еще заявляет, что активная часть жизненной способности разума (нечто вроде интеллектуальной интуиции) бессмертна и вечна. Рассматривая эту явную неувязку, современные интерпретаторы, очевидно, поставили человеческий интеллект на одну планку со всем остальным. Одним из путей достижения этого является развитие аристотелева взгляда, что части природного процесса развития, посредством которого мы, люди, приходим к выражению полного набора типичных для вида жизненных способностей (наша особая животная форма), является для нас становлением через социализацию и развитие языка рационального использования интеллекта. Для этой траектории развития, классифицируемой как природная, культура и язык могут рассматриваться как чисто биологические феномены – конечно, исключительно человеческие, но тем не менее чисто биологические. Если предположить, что это может быть сделано, тогда происходит фиксация интерпретации psyche, которая не допускает ни онтологического, ни обосновательного разделения между живым телом и разумом.

Tempi passati (прошедшие времена), такие как Аристотелевы во многом доказывали его мировоззрение в большинстве отраслях науки. Его талант, ставший общенаучным достоянием, постигался многими, желавшими взглянуть на его пространство, его мир, обширный и изученный, пока общество не вступило на путь урбанизации и расширения мирового пространства. Теперешние интерпретаторы, своими viribus unitis (соединенными усилиями), старались в лучшей форме объяснить и преподнести нам знание Аристотеля. Но, двигаясь vice versa (в обратном направлении), они то и дело разделяли и соединяли понятие разума с телом. Все-таки пришли к общей развязке этой позиции. И так же отталкиваясь от двух немаловажных теорий (картезианской и Аристотелевой), постараюсь рассмотреть пути консерватизма в современном мире. От биологии, доселе всем известной, до генной инженерии, пришедшей к клонированию генов и живого существа.

Разработки генетиков и ген-инженеров свелись к общей программе по исследованию полной нуклеотидной последовательности генома человека. Этот замысел был достоин огромных усилий ученых претворивших свою мечту в реальность, так как за последние десятилетия удалось изучить структуру ДНК общей длиной в 3 млрд. нуклеотидных остатков. Все это привело к культивированию растений, предстоящим клонированием животных, и само собой попытается ли генная инженерия клонировать человека? пока еще неизвестно. «…Однако и тут возникают вопросы: куда мы зайдем, идя по этому пути? Возможно ли, например, с моральной стороны геннохирургически стимулировать рост головного мозга? Ведь как только мы научимся исправлять ошибки природы, нам тотчас захочется ее улучшить. А не ждать милостей от природы – на этом мы уже многократно обжигались»1. Способна ли генная инженерия искусственно создать разум; хотя это будет больше похоже на его копирование (клонирование). Нет, это задача не одной только Ген-инженерии, а совокупности всех интересующих нас наук. Ведь наследственные болезни могут быть также вызванными и у клонированного человека. Психические отклонения разума также могут привести к удручающим последствиям.

Психология склонна к закономерностям и систематизации интеллектуальных процессов, доказывающих ее причастность к априорным элементам познания, таких как (число, время, пространство)…

Законы мышления

Законы мышления представляют собой такие положения, которые обладают аподиктической достоверностью, совершенно отличающей их от обыкновенных суждений и делающей их тождественными с математическими положениями. Поэтому рассмотрение причин, обусловливающих аподиктический характер этих положений, может пролить свет на причины аподиктического характера математических положений вообще и геометрических положений в частности.

По отношению к законам мышления мы, прежде всего, поставим вопрос, какого они происхождения и почему они обладают указанной особенностью?

Обыкновенно признают три основных закона мышления, именно: «закон тождества», «закон противоречия» и «закон исключительного третьего».

Закон тождества можно формулировать так: «А есть А». Этот закон содержит требование, чтобы в процессе нашего мышления, суждений, умозаключений каждая мыслимая вещь, каждая мысль, которую мы обозначим символически при помощи А, сохраняла свое тождество.

Если в нашем сознании возникает какая-либо мысль (А), то она и в дальнейших процессах мышления должна мыслиться с тем же содержанием, с каким мыслилась вначале. То, что мы мыслили в данный момент о той или другой вещи, мы должны мыслить и спустя известное время, т.е. мы должны мыслить с тем же самым содержанием, с каким мыслили раньше. Без соблюдения этого требования не может осуществиться логическое мышление, т.е. мышление истинное.

Закон противоречия требует, чтобы мы одному и тому же предмету, в одно и то же время, в одном и том же отношении не приписывали противоречащих предикатов А и не-А.

По закону исключительного третьего, в приписывании предмету какого-либо предиката мы необходимо ограничены тем условием, что о нем мы можем утверждать только А или не-А: tertium non datur (третьего не дано).

В каком смысле мы называем эти законы законами мышления? В том ли смысле, в каком обыкновенно закон природы называется законом, именно, как формулирование того, что совершается фактически, или же они суть законы в том смысле, что представляют собой известные требования, нормы, которым мысль наша должна подчиняться? Законы мышления суть законы в смысле нормы: мысль, чтобы быть правильной, должна следовать этим нормам, этим требованиям.

На человеческое мышление можно смотреть с двух точек зрения. Мы можем смотреть на него как на известного рода процесс, в котором для нас представляется важным определить, как он совершается и каким законам подчиняется. Такая точка зрения при исследовании мышления будет психологической. С другой стороны, мы можем смотреть на мышление как на средство достижения истинных познаний. Эта цель может достигаться и не достигаться: познание может быть истинным, но может быть и ложным. Логика исследует, каким законам должно подчиняться наше мышление, чтобы оно могло привести к истинному результату. Эти законы и называются нормами. Нормы – это законы, которым мысль должна подчиняться для того, чтобы достигнуть известной цели, в данном случае истинности.

Но если бы мы спросили, откуда же вообще могут получаться нормы, то единственно возможный ответ заключается в том, что нормы получаются из изучения фактических законов мышления, т.е. тех законов, которым мысль подчинена. Само собою разумеется, что для определения норм нужно исследовать не психологическое мышление просто, а то мышление, которое мы можем назвать логическим, т.е. правильное мышление. Условия, при которых эта цель достигается, мы формулируем в известных положениях, которые именно и суть законы мышления.

По отношению к законам мышления для нас важно отметить то, что они аподиктически достоверны: о них нельзя сказать, что они могут быть истинными, но могут быть также ложными. Они, безусловно, истинны. В этом смысле законы мышления имеют значение аксиом; они обладают такой же достоверностью, как и положения математики. С такой же аподиктической достоверностью, с какой мы утверждаем, что «часть меньше целого», что «дважды два – четыре», мы утверждаем, что одному и тому же предмету нельзя приписать двух противоречащих предикатов.

По эмпирической теории, мысль является всегда копией внешних отношений, и поэтому, например, закон тождества просто изображает то, что существует во внешней природе. Вещи сохраняют тождество, вещи не допускают, совмещения противоречащих качеств. Поэтому указанные законы являются результатом наблюдения внешних явлений. По мнению Милля, принцип противоречия «есть одно из самых ранних и самых знакомых (familiar) обобщений из опыта». В нашем сознании для нас немыслимо совмещение противоречащих предикатов. «Если, - говорит он, - мы обратим взор во вне, то мы здесь найдем, что свет и темнота, звук и тишина, движение и покой, равенство и неравенство, предшествование и следование, последовательность и одновременность, и именно, любое положительное явление и его отрицание суть различные феномены, находящиеся в отношении крайней противоположности, и одно постоянно отсутствует там, где другое присутствует».

Так как эти законы суть законы мышления, то вполне, естественно предположение, что они являются результатом наблюдений над нашими собственными мыслительными процессами. Разберем сначала закон тождества. Абсолютного тождества мы в реальном восприятии не встречаем; наблюдение внешних предметов нам его не доставляет. Это понятие мы получаем из наблюдения процессов мышления и именно, по всей вероятности, следующим образом. Мы в наших суждениях и восприятиях замечаем, что, восприняв известный тон, известный цвет, в следующий затем момент (в силу тождества нашего сознания) мыслим о них как о тождественных, как о сохраняющих тождество. Так как, далее, мы замечаем, что вещи в своих изменениях могут обнаруживать различные степени тождества или сходства, то нам кажется, что наивысшей степени тождества мы достигаем тогда, когда нам удастся повторить в мысли одно и то же представление. Например, если у нас есть представление А, то мы из внутреннего опыта знаем, что представление, тождественное с этим, мы получим только в том случае, если мы просто повторим в мысли это самое представление, ибо мы знаем, что абсолютного тождества в объективном мире мы иметь не можем. Таким образом, мы получаем понятие об абсолютном тождестве из самонаблюдения. Это будет идеальным тождеством. Имея такое понятие о тождестве, мы утверждаем, что для правильности логической мысли необходимо, чтобы в процессах мышления соблюдалось именно такое тождество. Наблюдая процессы логического мышления, мы замечаем, что существует различные степени приближения к тождеству. Мы замечаем также, что наивысшей истинности мысль может достигнуть только в том случае, если мы допустим абсолютное тождество мыслимых вещей. Это есть идеальная норма, которая в мышлении о реальных вещах никогда не достигается.

Таким образом, логические законы мы узнаем из внутреннего опыта. Но при этом важно заметить, что для открытия этих законов мы наблюдаем не какие-нибудь конкретные процессы, а сам механизм мышления. Если бы мы в наших наблюдениях над мыслительными процессами ограничились только лишь наблюдением частных процессов мысли, то законы мышления не были бы в состоянии приобрести того идеального значения, которым мы они на самом деле обладают. Идеальный характер законов мышления получается не вследствие того, что мы наблюдали какой-нибудь ряд сочетаний мыслей, а вследствие того, что мы наблюдали сам механизм сочетания мыслей, совершенно абстрагируясь от каких бы то ни было мыслей. Эти законы не похожи на законы, которые получаются путем индукции при помощи сравнения однородных случаев и достоверность которых до известной степени возрастают вместе с количеством наблюдаемых случаев. Наблюдая процессы мышления, мы на основании одного случая можем констатировать закон, имеющий всеобщее значение. Это мы именно имеем при наблюдении механизма мышления. Поэтому становится понятной неправильность утверждения Милля, который думал, что эти законы обладают особенной достоверностью потому, что они наблюдались нами наиболее часто…

Психология все-таки придерживается циклическому объяснению нашего мышления. Она то и дело дает понятия и наблюдения своим тождественным законам, приходя все к тому же логическому объяснению. Так если, выстроить систему искусственного интеллекта в таком порядке, вряд ли бы мы смогли охарактеризовать поведение машины. Логика искусственного интеллекта выстраивалась бы в миллионы раз быстрее нашей, она бы разрабатывала программы, пути ее дальнейшего продвижения, следовательно, она мыслит не по-человечески, а это уже провал. Но что же со стороны философии есть сознание и будет ли оно у искусственного интеллекта. Это далеко не так, надо понять что разум как и вселенная будет иметь «эффект Доплера», абстрактно выражаясь, не соответствующий искусственному интеллекту. Ведь если заложить всю имеющуюся информацию на Земле в ИИ, то дальнейшей прогрессии следовать не будет, так как объемы памяти ИИ достигнут предела, они не станут расширяться, а лишь будут придерживаться методу индукции, и конструктивному выводу сканированной работы.

Сознание

Сознание наряду с философией изучают многие другие науки. К ним относятся: психология, физиология, кибернетика, социология, медицина, бионика и др. Это с одной стороны, облегчает философское рассмотрение, проблемы сознания, поскольку подводит под него прочную базу конкретных научных знаний. Но, с другой стороны, встает сложная задача – дифференцировать философское понимание сознания, выделить его самую глубинную сущность, сосредоточить свое внимание на тех мировоззренческих и методологических вопросах, которые возникают при изучении сознания.

И первый вопрос, который возникает, - вопрос об отношении сознания к материи, который, по-разному решается идеалистами и материалистами. Для объективного идеализма (Платон, Гегель) характерна перевернутая, извращенная картина действительного мира, подчинение материи сознанию. Беда даже не в удвоении мира объективными идеалистами (универсальное бытие состоит из двух миров – бытия материального и бытия духовного). Беда в другом: многократно наблюдая конкретные яблоки, груши, вишни, они приходят к общему понятию «плод», с но затем забывают, откуда взялось это общее понятие, и начинают оперировать им как первичным. Вот и получается, что общие понятия, «абсолютная идея» - это тот единственный объект познания, с которым индивид вообще имеет дело, и за которым уже ничего более упрятанного нет. А мир, существующий до, вне и независимо от сознания и воли, этой концепцией принимается в расчет лишь постольку, поскольку он уже нашел выражение в этих общих понятиях и идеях, поскольку он уже идеализирован.

Специфически выглядит сознание человека в субъективно-идеалистической концепции: раз никакого объективного, материального мира вне нас не, то сознание выступает как единственная реальность. И на вопрос, мыслит ли человек при помощи мозга, они дают однозначно отрицательный ответ.

Кроме последовательно материалистического и идеалистического решения вопроса об отношении сознания к материи, существуют и некоторые другие. Особый интерес в этом плане представляет дуализм. Дуализм – явление историческое, то есть на каждом этапе развития философии и естествознания он вызывается к жизни определенными конкретными причинами и наполняется конкретным мировоззренческим смыслом.

Одно дело – непоследовательность дуализма времен Декарта. Создав первое в истории физиологии, учение об условном рефлексе, Декарт как естествоиспытатель исходил из причастности мозга к мышлению, сознанию. Но два обстоятельства мешали Декарту и его сторонникам сделать из открытия последовательно материалистический вывод: во-первых, идеологическая обстановка и традиции своего времени (засилье религии и идеализма) и, во-вторых, самим естествознанием еще не был накоплен достаточный экспериментальный материал для убеждающего объяснения взаимосвязи психологических и физиологических процессов в организме. В этих условиях дуализм Декарта принял форму стыдливого материализма, что для своего времени было явлением прогрессивным: взамен подчинения природы, материального духовному провозглашалось их равноправие и (на этой основе) взаимодействие. Напомним, что этот дуализм души и тела был преодолен в спинозовском учении о единой субстанции.

Другое дело – дуализм в философии и естествознании XX века. Сегодня уже нельзя сослаться на отсутствие экспериментальных данных для вывода о мозге как органе мышления и мысли как функции мозга, а, тем не менее, существует течение так называемого психофизиологического параллелизма (Ч. Шеррингтон, Д. Экклс и др.). Это уже стыдливый идеализм.

Идеалисты и материалисты тех времен представляли собой образование, саморазвивающееся направление об объективном мышлении. Но не делали выводов за счет нехватки экспериментального фундамента под собой. Сейчас же, когда человечество зашло за грань своего воображения, оно может попытаться истолковать нам суть нашего мышления, но все так же отдаляясь от своего фундамента. Немаловажную роль играет и происхождение сознания, которое ссылалось на поведение людей тех времен.

Происхождение сознания

Чтобы доказать, как связано сознание человека с его мозгом, необходимо понять, каким образом возникло сознание. Научное решение этого вопроса было достигнуто не сразу, для этого понадобился долгий и трудный путь развития естествознания и философии.

Своеобразной вехой на этом пути явился гилозоизм (от греческих слов, обозначающих материю и жизнь), считавший, что чувствительность, способность ощущать и даже мыслить свойственна всем вещам в природе, «каждому камню». Гилозоистами были первые греческие материалисты, Спиноза, некоторые французские материалисты XVIII века и т.д. Это ошибочная теория ибо, в действительности ощущение есть свойство только высокоразвитой органической материи. Однако на определенном историческом этапе гилозоизм играл прогрессивную роль, противостоя учению о божественном происхождении сознания. Как материалисты, гилозоисты не хотели выводить сознание из чего-либо другого, кроме материи. Но, будучи метафизиками, они не смогли понять и допустить, что сначала сознания нет, а потом материя сама в ходе своего развития порождает это свое свойство.

Способность к абстрактному мышлению. Человек при помощи своего сознания не только приспосабливается к окружающей среде, но и приспосабливает ее к своим интересам, то есть решает задачу на преобразование среды.

Наличие языка, второй сигнальной системы. Наличие языка и способность к проникновению в сущность явлений находятся в определенной причинно-следственной связи. Познание сущности вещей невозможно без выработки понятий, понятия же, в свою очередь, не могут быть выработаны, а тем более закреплены в сознании вне языковой оболочки. Появившись на свет как результат развития труда и социума, членораздельная речь стала одним из главных стимулов постепенного превращения мозга обезьяны в человеческий мозг с развитыми большими полушариями.

Символизм нашего сознания. Наглядная, образная знаковость отвечает изначально присущей сознанию потребности в наглядности, и именно поэтому символичны все основания нашей культуры.

Сознание как самосознание. Самосознание не является врожденным. Во-первых, поскольку самосознание представляет собой высшее выражение сознания, для его возникновения и развития требуется предварительный и довольно высокий уровень самого сознания. Во-вторых, самосознание представляет собой продукт развития человека в определенных общественно-исторических условиях, является результатом реальных взаимоотношений человека с себе подобными. Самосознание формируется под решающим воздействием общества, требующего от человека контроля за своими действиями и ответственности за свои поступки.

Творческий характер познания. В отличие от психической деятельности животных (даже от их так называемого элементарного мышления) сознание человека представляет собой творческую силу. Способность к творческому освоению действительности заложена в основе самой человеческой психической деятельности как высшей формы отражения. Опережающее отражение действительности, о котором уже шла речь, конкретизируется в человеке в форме чувственных и умственных образов, предвосхищающих практические действия человека и придающих им целенаправленный характер. Срабатывает в этом направлении и символизм нашего сознания. По Лосеву, «символ есть переделывание действительности»: поскольку действительность вечно движется и творчески развивается, то и символ должен строиться как вечное изменение и творчество, и как таковой он способствует изменению самой действительности.

Аргументация всех тех принципов, вышестоящих, ими можно достоверно сказать, что развитие нашей с вами личности не только повлияло коренным образом на саму эволюцию человека, но и строительство высокоорганизованной нации, надеющейся на продолжение своих действий.

Мышление и искусственные кибернетические системы

К настоящему времени остаются недостаточно изученными общие закономерности функционирования головного мозга как органа мышления, как командного пункта, определяющего поведение организма. Стало очевидным, что мозг – очень сложная система, для исследования которой требуется вся сумма знаний, накопленных различными науками. В связи с этим особый интерес представляют перспективы подхода к мозгу как к кибернетической системе.

Известно, что кибернетика представляет собой науку об общих законах получения, хранения, переработки и передачи информации в сложных системах, будь то живая клетка, целостный организм, социальный коллектив, электронное устройство. В контексте рассматриваемого вопроса очень важно напомнить, что появление кибернетики было подготовлено развитием всего комплекса научных знаний, прежде всего физиологии и психологии высшей нервной деятельности. В частности, основоположниками кибернетики Н. Винер, У. Эшби и др. неоднократно ссылались на достижения школы И.П. Павлова, создавшей объективный метод исследования управленческой функции центральной нервной системы, выдвинувшей идеи саморегуляции, обратной связи и т.д. В свою очередь, кибернетика оказывает огромное и все возрастающее воздействие на понимание мозговой деятельности.

На стыке кибернетики с физиологией и психологией высшей нервной деятельности обнаруживаются важные философские проблемы. К ним относятся вопросы о принципиальном отличии мозга от искусственных кибернетических систем, о границах т перспективах кибернетического подхода к изучению высшей нервной деятельности, о возможности моделирования мозга.

Головной мозг и нервную систему можно с полным правом отнести к кибернетическим системам. Это подтверждается прежде всего в структурном отношении: структурная схема высшей нервной деятельности в принципе тождественна общей структурной схеме кибернетической (самоорганизующейся) системы.

Принадлежность головного мозга к кибернетическим системам обнаруживается и в основных принципах его деятельности, что наглядно прослеживается, в частности, на принципе обратной связи. На этой несомненной принадлежности мозга человека к кибернетическим системам и строятся довольно успешные попытки смоделировать те или иные функции нашей психической деятельности с помощью искусственных кибернетических устройств.

Естественно, возникает вопрос: как далеко может зайти процесс подобного моделирования? И дело не только в технических трудностях имитации головного мозга, хотя они сами по себе очень значительны (головной мозг – сложнейшая система тесно связанных нервных элементов, количество которых достигает 14 миллиардов; при весе около 105кг потребляет 20-30 ватт энергии и обладает памятью 1015 двоичных единиц; современная вычисляющая и «Размышляющая» машина содержит, в лучшем случае десятки тысяч элементов, имеет вес в сотни килограммов; мощность, исчисляемую киловаттами, память – до 500 тыс. двоичных единиц).

Решая этот вопрос, следует учитывать принципиальное отличие мозга от искусственных кибернетических систем. Прежде всего, мозг человека – продукт миллионов лет биологического и тысячелетий социального развития, самая же совершенная электронная машина принадлежит к физической форме движения материи. В нашей мозговой деятельности присутствуют электронные процессы, но она не сводится к ним. Мышление как свойство мозга неотделимо от чувств, воли, от всего богатства психической жизни человека, формирующейся в процессе его общественного развития. Только человек, но не животное и тем более не машина ставит себе цели. Поэтому машина носит вторичный характер: она не может обладать инициативой и воображением и выполняет только программу, которую в нее вложил человек. Создаваемые «самообучающиеся» машины, которые учатся на своих достижениях и ошибках, могут это делать лишь потому, что конструктор предусмотрел для них свойство упрощать решение задач, отбрасывать лишние ходы и т.д.

Любая кибернетическая машина только отражает, но не сознает. Машина считает, но не сознает, что считает; она моделирует, но не сознает, что моделирует; она переводит с одного языка на другой, но не сознает этого.

Есть еще один часто обсуждаемый вопрос: может ли машина быть умнее своего создателя? Категорически отрицательный ответ, который дается большинством неискушенных людей, носит, скорее, эмоциональную, чем рациональную окраску. Дело в том, что возможность машины превзойти своего создателя в определенном смысле действительно реализуется. Кибернетическая машина в этом отношении не представляет исключения: человек для того и создает любое орудие труда, любой прибор, чтобы превзойти самого себя (усилить свою руку с помощью лопаты или экскаватора, увидеть с помощью телескопа и микроскопа то, что недоступно непосредственно глазу и т.п.).

На первый взгляд может показаться, что преимущество электронной машины имеет только чисто количественную сторону (степень скорости и точности). Но увеличив в соответствующее число раз скорость преобразования информации (то есть чисто количественный показатель), мы приходим к новому качественному результату. Но все наиболее важное, творческое в процессах мышления и познания всегда будет уделом человека, а кибернетические машины останутся лишь орудиями в его руках. Следует также отметить, что человеку всегда будет принадлежать окончательная оценка интеллектуальных и материальных ценностей, в том числе и тех ценностей, которые создаются машинами. Так что в этом смысле машина никогда не сможет превзойти человека.

Правда, в последнее время успехи кибернетики (в особенности прикладной) сопровождаются нарастанием пессимизма во взглядах на будущее. Так, весь мир облетело сообщение о создании в США роботов с интеллектом насекомых. Они обмениваются информацией в инфракрасном излучении, выбирают лидеров, проявляют инстинкт коллективизма, но самое главное – их интеллект эволюционирует в миллион раз быстрее, чем в свое время у австралопитеков. Но темпы этой эволюции зависят от программиста, и при его доброй воле ситуация никак не может выйти из-под контроля. Был и остается прав основатель кибернетики Н. Винер: «Отдайте же человеку – человеческое, а вычислительной машине – машинное. В этом-то и должна, по-видимому, заключаться разумная линия поведения при организации совместных действий людей и машин».

Ноосфера. Исторический взгляд на эволюцию Земли

Суть рассуждений В. Вернадского заключалась в следующем. Развитие жизни на Земле привело к образованию биосферы. Она состоит из живых организмов, косных природных тел и биокосных образований (почва, ил, поверхностные воды и т.п.). Биосфера, отмечал В. Вернадский, простирается на 20-25 км над Землей и на 4-5 км под ее поверхность. Живое существо составляет в ней по весу примерно 0,01%. Однако именно оно представляет в биосфере основную, наиболее мощную геологическую силу. Это связано, прежде всего, с тем, что процессы в живом веществе идут в историческом времени, темп которого неизмеримо выше темпа времени геологического. Жизнь на Земле не только изменчива сама по себе. Она активно влияет на биокосные и биогенные тела, а тем самым на эволюцию всей биосферы.

Длившийся в течение более двух миллиардов лет эволюционный процесс, как считает В. Вернадский, с неизбежностью привел к возникновению человека – существа, наделенного разумом. Десятки тысяч поколений прожили, не оказав существенного воздействия на биосферу. Положение стало меняться, начиная с применения человеком огня. Земледелие, скотоводство, градостроительство приводили ко все большему воздействию людей на природу. И, наконец, человечеством была создана наука, которая оказалась новой геологической силой, посредством которой биосфера стала со все большей скоростью преобразоваться в ноосферу – сферу разума. Именно деятельность человека, представляющего незначительную часть живого на Земле определила главный вектор развития биосферы, а тем самым и ее будущее.

И. Шкловский же считает, что история эволюции на Земле – это история гибели огромного количества видов животных и растений, которая происходит от возникновения несоответствия выработанных организмами форм приспособления к окружающей среде. Гипертрофия разума ни чем не отличается от гипертрофии различных органов у каких-нибудь рептилий. И сегодня мы являемся свидетелями того, как человечество неминуемо идет к своему концу. Разве не являются такой же чудовищной гипертрофией, как клыки у саблезубого тигра, современные арсеналы ядерного оружия? И не свидетельствует ли о близком конце цивилизации со зловещей скоростью нарастающее разрушением человеком природной среды?